Здесь, как ни смешно, с второго левела всего один перевод. Ну, так сложилось (=.
Про переводы вообще обычно нечего сказать - ну, нашел текст, понравилось, перевел. Тем более если текст небольшой. Но таки да - понравилось. А, и еще я нагло позволил себе отрубить последнее предложение - оно казалось мне лишним. И до сих пор кажется.

Название: Память
Переводчик: [L]Alre [GipsyDanger] Snow[/L]
Бета: сам перевел, сам вычитал
Оригинал: "In Memory Of" by Iridescent Individual; разрешение на перевод получено
Размер: драббл, 969 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Кирихара Мисаки, Июль, Апрель
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: G — PG-13
Краткое содержание: "За свою жизнь Кирихаре Мисаки доводилось порой совершать сомнительные поступки, и она это признавала. Но она и подумать не могла, что станет покупать сигареты восьмилетнему ребенку..."
Примечание/Предупреждения: спойлер к первому сезону, упоминается смерть персонажа

За свою жизнь Кирихаре Мисаки доводилось порой совершать сомнительные поступки, и она это признавала. Но она и подумать не могла, что станет покупать сигареты восьмилетнему ребенку.
В семь утра, возвращаясь с места преступления, где застряла с полуночи, она завернула в магазинчик на углу. Конечно, обычно Мисаки бы ни за что сюда не зашла; она предпочитала приличные кафе или круглосуточные супермаркеты, а уж никак не забегаловки вроде этой — с облупившейся краской и решётками на окнах. Парковка возле этого магазинчика заросла травой, а на тротуаре асфальт был неразличим под пятнами жвачки; неоновая реклама в окне навязчиво напоминала, что здесь открыто и можно купить алкоголь и сигареты, а сонный продавец за прилавком явно хотел оказаться где-то в другом месте.
В магазине был только один покупатель, и Мисаки не обращала на него внимания, пока не услышала, как продавец произнёс:
— Извини, малыш, но сигареты я тебе не продам. Пока тебе нету восемнадцати — даже и не думай.
Она обернулась и решила, что продавец однозначно прав: светловолосый мальчик у прилавка был ростом только чуть выше этого самого прилавка.
— Это для моего отца, — ответил он ровным тоном, на безупречном японском с лёгким акцентом.
Мисаки замерла, вспомнив, где она слышала этот голос раньше. Словно в другой жизни. "Вы слышали, что сказал мальчик". В её голове эхом зазвучал другой голос — из того времени, когда она впервые услышала этого ребенка.
— Скажи ему, пусть купит себе сам. Это противозаконно, — голос продавца нарушил её мысли.
Июль уже развернулся, собираясь уйти. Мисаки подошла к прилавку и сказала, стараясь не смотреть в глаза:
— Пачку сигарет.
Она заплатила (восемь долларов за верный способ самоубийства, но...) и выскочила из магазина, забыв, что хотела кофе.
Июль сидел снаружи, безэмоциональный, как всегда.
— Здравствуйте, — выговорил он, прижав руку к поцарапанному стеклу с неоновой рекламой и глядя куда-то мимо неё.
— Вот, — Мисаки сунула ему сигареты. Его пальцы сжали пачку; он посмотрел вниз, отодвинувшись от стекла — а потом вверх, на неё.
— Спасибо.
Он встал и зашагал прочь; Мисаки поймала его за плечо:
— Постой, ты куда? Я могу тебя подвезти, — предложила она.
Июль короткими репликами указывал направление, прижав руку к окну машины. Как GPS-навигатор, подумала Мисаки — и выругала саму себя за то, что приравняла его к вещи.
Там, куда они приехали, никого не было; у Мисаки перехватило дыхание, когда она поняла, что это за место.
Июль выбрался из машины, как только она припарковалась, и маленькими шажками подошел к кромке тротуара. Аккуратно положил сигареты около бордюра. Одобрительно кивнул и вроде бы развернулся, собираясь уходить — но вместо этого присел рядом.
Мисаки тоже вышла — глаза защипало — и склонилась над брусчаткой. В небе неторопливо поднималось солнце. Она сморгнула слезы и обняла Июля, который продолжал смотреть на небо.
— Так я и думала, что ты здесь, — прозвучал еще один голос из другой жизни; Апрель поставила банку пива рядом с сигаретами. — Привет, Мисаки.
— Апрель, — кивнула она.
Наверняка было видно, что она плакала, но это ее не волновало.
— Как дела, чем занимаешься? — поинтересовалась Апрель.
Мисаки никогда еще не видела, чтобы контракторы вели светскую беседу — но она никогда еще не плакала по одному из них и никогда не видела куклу, предающуюся горю. Похоже, здесь многое случается впервые.
— Похищаю детей, — ответила она и добавила, наткнувшись на недоуменный взгляд Апрель: — Шучу, шучу.
Слова слетели с ее губ прежде, чем она их осознала. Они обе замолчали и стояли так несколько секунд, отдавая дань тому, где они находились.
— Ноябрь 11, — протянула британка, наконец нарушив тишину; Мисаки кивнула. — Знаешь, ведь у него есть могила — там, в Англии. Просто Июлю хочется приходить еще и сюда, когда нас заносит в Японию, — сама Апрель, очевидно, тоже навещала это место (судя по банке пива и тому, что она знала, куда идти), но об этом она предпочла не упоминать. — Заходи как-нибудь, если вдруг там окажешься.
У Апрель это прозвучало, будто приглашение заглянуть в гости к приятелю, а не на могилу человека, который погиб, пытаясь её спасти. Но так было даже лучше. Так можно было сделать вид, что она шутит. Ноябрь всегда был не прочь пошутить.
— Может, и зайду.
Рассветное солнце слепило глаза, отражаясь от стекол очков, и Мисаки опустила взгляд на брусчатку под ногами.
— Пойдем, Июль, у нас еще есть дела, — Апрель продолжала говорить по-японски ради Мисаки, но та знала, что стоит им уйти, и они сразу же перейдут обратно на английский.
— Да, — монотонно ответил мальчик и встал, повернув голову к Мисаки: — Спасибо.
— Пожалуйста, — машинально отозвалась она. — Кстати, а для чего вы здесь?
Он уже уходил, держа Апрель за руку, но тут остановился и посмотрел прямо на неё:
— Собираемся убить президента.
— Что?! — она пораженно вскинула руку к лицу.
— Шучу, — Июль не улыбался, и его голос не изменился.
Когда они ушли, Мисаки еще некоторое время стояла там, глядя на банку пива и пачку сигарет. В молчании.

А дальше пошло рейтинговое. Неожиданно - с канонным пейрингом. Еще более неожиданно - не перевод (=. Пейринг я не то чтобы шипперю, но ничего не имею против.
Написалось быстро - за два вечера в Timothy's (есть у нас такая кофейня - два ее преимущества в том, что она недалеко от моего дома и там уютные кресла, так что половину лета я ходил преимущественно туда). Как известно, писать рейтинг я не умею, но меня это не останавливает. Собственно, это была ровно вторая попытка написать хотя бы R (=.

Название: Живая
Автор: [L]Alre [GipsyDanger] Snow[/L]
Бета: перечитывать было стремно, но я это сделал
Размер: драббл, 670 слов
Пейринг/Персонажи: Хэй / Инь
Категория: гет
Жанр: романтика
Рейтинг: R
Краткое содержание: Она все-таки не кукла. Как бы там ни было.
Примечание/Предупреждения: постканон второго сезона, авторская версия

Глядя на Инь — на неподвижные черты лица, на прозрачные, словно стеклянные, глаза — может показаться, будто ее кожа на ощупь холодная и твердая. Будто она и вправду — фарфоровая кукла.
Но когда Хэй берет ее за руку, то чувствует под пальцами живое тепло. Чувствует биение пульса на тонком запястье.
Инь обнимает его — неловким движением дернутой за ниточки марионетки — и замирает, положив голову ему на грудь. Хэй развязывает ленту, стягивающую ее прическу, и волосы серебристым водопадом рассыпаются по плечам.
Он обнимает ее крепче, прижимает к себе. Можно сидеть так вечность, не шевелясь, просто слушая ее тихое дыхание. Но, похоже, Инь это не устраивает. Она запускает пальцы в его волосы, заставляя наклониться, выжидающе запрокидывает лицо.
Так странно, думает Хэй, целуя ее бледные губы. Кукла, проявляющая инициативу. Кто другой посмеялся бы, но Хэй давно уже отучился смеяться над такими вещами.
Он только удивляется — в который уже раз — до чего обманчива может быть внешность. До чего она оказывается… настоящей. Живой. Конечно, если знать ее так, как знает он.
Инь почти не отвечает на поцелуй — только прижимается ближе, и Хэй чувствует, как колотится ее сердце. Наконец она отстраняется и принимается механическими движениями расстегивать пуговицы — сперва на его рубашке, потом на своем платье.
— Инь… — Хэй берет ее за руки, перехватывая запястья, заглядывает в глаза. — Ты уверена?
Он сам не знает, зачем спрашивает это каждый раз. Просто чувствует, что это важно — оставлять ей право на выбор. Всегда.
В конце концов, ведь именно с права на выбор все и началось — еще тогда, в Токио, когда они оба были всего лишь рядовыми агентами Синдиката. Право на выбор сыграло решающую роль там, в самом центре Врат Ада, когда все знаки в небесах сошлись в предвестии катастрофы. И потом, уходя от захлопнувшихся Врат, оставляя позади непонятную и страшную Идзанами — ожидать следующего воплощения среди лунных цветов, — унося на руках Инь, вновь ставшую самой собой — легкую, легче перышка — он поклялся себе, что никогда больше не позволит лишить ее этого права.
Платье сползает с плеч Инь; она вытаскивает руки из рукавов и встает, позволяя ткани упасть к ее ногам. Переступает узкими босыми ступнями, опускает руки, открывая его взгляду всю сияющую белизну своего обнаженного тела.
У Хэя перехватывает дыхание: такая она хрупкая и беззащитная. Такая нереальная — словно даже не кукла, а видение, призрак, явление из другого мира… Так далеко.
Инь делает шаг, подходя к нему вплотную.
Так близко.
— Ты уверена? — повторяет он почти шепотом.
— Да, — отвечает она ровным голосом, не отводя взгляда. — Да. Я хочу быть… с Хэем. С тобой.
Она по привычке сбивается на обращение в третьем лице, но тут же исправляется. Как-то он мимолетно попросил ее называть его на «ты», хотя бы наедине, и даже не ожидал, что она запомнит — но ведь запомнила же…
Хэй чувствует, как его заполняет невыносимая, неизъяснимая нежность, накатывает волной. Он подхватывает Инь, опускает на кровать, обжигая поцелуями матово-белую кожу.
Может показаться, что она ничего не ощущает, никак не реагирует — но Хэй давно научился считывать ее эмоции по чуть заметному изгибу губ, по дрожанию век. Он заставляет себя не торопиться: сейчас важно, чтобы Инь получила удовольствие. Вот ее дыхание учащается; вот на щеках проступает нежно-розовый румянец; вот она вздрагивает всем телом в ответ на его прикосновения…
Каждый раз его неизменно завораживает эта метаморфоза — как она все меньше походит на безвольную фарфоровую куклу и все больше — на настоящую девушку. Как оживает под его руками.
Он терпеливо ждет, не прекращая ласкать ее, и наконец дожидается: Инь перехватывает инициативу. Направляет его легкими, но уверенными прикосновениями, задает ритм движений. Он послушно подстраивается; она не издает ни звука, только переплетает свои пальцы с его; он не отрывает взгляда от ее расширенных зрачков — темнее самой черной ночи.
Наконец она выгибается дугой, коротко выдыхает — его имя? просто стон? не разобрать… Словно в ответ на это его тело пронизывает электрический разряд — пожалуй, не слабее его собственных молний. Он наклоняется к ее губам, ставя завершающую точку, и только после этого обессилено падает рядом.
Все-таки ты живая, думает Хэй чуть позже, уже в полусне, одной рукой обнимая Инь, а другой натягивая на них обоих одеяло. Живая и настоящая, а вовсе не кукла. И пусть только кто-нибудь попробует с этим поспорить.

И перевод тоже - ну как же я без переводов. И без ОТПшечки тоже никак, конечно (=. Текст, помнится, подсунул мне товарищ Коршун (ему, кстати, стоит высказать отдельное спасибо за поиск потенциально пригодных к переводу текстов).
Что интересно - лично мне текст не то чтобы зашел, но от перевода я все равно не отказался, даром что в последний момент. Ну, вроде бы не так уж плохо получилось.

Название: За горизонтом событий
Переводчик: [L]Alre [GipsyDanger] Snow[/L]
Бета: сам перевел, сам вычитал
Оригинал: "Beyond the Blue Event Horizon" by Omnicat; запрос на перевод отправлен
Размер: драббл, 740 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Хэй / Кирихара Мисаки
Категория: гет
Жанр: pwp
Рейтинг: R
Краткое содержание: Выбор, который делали по отдельности, объединил их. Теперь то же самое делает судьба.

Синие.
Его глаза — синие. Темно-темно-синего цвета — такого, каким было когда-то ночное небо.
Мисаки не знает, настоящее ли то имя, которым он ей назвался. Может быть, да — он всегда был отчаянным и безрассудным. Может быть, нет — он ведь умен, в этом ему не откажешь. Но, глядя в его глаза, она вспоминает, как в детстве ездила далеко за город — как же называлось это место? — где не было фонарей и небоскребов. Звезд там становилось в два, в три, в четыре раза больше — стоило только оставить позади городские огни.
И сейчас, запрокидывая голову и судорожно ловя губами воздух, Мисаки смотрит в синеву его глаз — и думает о тех давно забытых небесах ее детства.
Но цвет меняется, отблеск исчезает, и безоблачное бездонное небо превращается в подсвеченное небо над городом, где светят фальшивые звезды.
Это похоже на знак, на символ: взросление и перемена мест. Не переключение, но постепенный сдвиг.
Вообще-то, конечно, сейчас не самое подходящее время для того, чтобы размышлять о метафорах и сравнениях. Ее мысли сбиваются и путаются, все внимание сконцентрировано на ее собственном теле, на ощущениях, к которым она, по правде говоря, не очень-то привыкла. Но Мисаки слишком долго работала в полиции, чтобы вот так запросто перестать думать. Искать улики, сопоставлять данные, подмечать детали — а ведь мужчина, который сейчас прижимается к ней и вздрагивает под ее руками, был когда-то ее главным подозреваемым. Не расслабляться, когда он так близко — вполне естественный поступок. Единственный разумный поступок.
Этот мужчина, изучающий сейчас ее тело, точно изысканный деликатес, когда-то мог быть и другом. Они были так близко к тому, чтобы стать друзьями — даже несмотря на паутину подозрений, от которой она так и не могла избавиться.
Но то, что произошло, было неизбежно. Она — обычный человек; он — контрактор. Они знали, что отступать некуда.
Сейчас Мисаки не знает, кто они друг для друга. Кем они становятся.
Обнаженные, разгоряченные, задыхающиеся. Ближе, чем можно было представить — лицом к лицу, соединенные, сливающиеся в одно тела.
Во всяком случае, теперь между ними больше нет лжи и недомолвок. Больше никакой игры в прятки. Чем бы это ни было, это — искренние чувства. Их только двое, и на этом поле (хотя бы сейчас) нет других фигур — и им остаются только объятия и взаимопонимание.
Сегодня они — не полицейский и контрактор, выбивающиеся из роли на расстеленном у кромки воды одеяле. Они — просто Мисаки и Ли, такие вызывающие, оторванные от мира, забывшие обо всем — она смеется, вдыхая запах его волос, проводит рукой по его плечу, и он целует ее в шею, безошибочно отыскивая чувствительное местечко — такие невозможные, какими только хотели быть.
Кто сказал, что новые звезды — фальшивые?
Может быть, это как раз превосходный момент для метафор и сравнений.
Рано или поздно им придется заговорить. Не так, как разговаривали прежде — потрясенное молчание, короткие нервные реплики, а потом — осознание, что перед накрывшей их волной чувств слова могут только помешать. Мисаки не забывает об этом, несмотря на все удовольствие, которое он доставляет сейчас ее телу и разуму. Но это ее не беспокоит.
Это — их выбор; то, за что они сражались. Это — мечта и доказательство. Это больше их обоих, но сейчас принадлежит только им. То, что они выбрали независимо друг от друга — и наконец вместе, подтверждая свой выбор и наслаждаясь им. Сосуществование. Но не конфликт.
Нет, уже не конфликт.